‒ Евгений, насколько я знаю, книга «Эрхегорд. Сумеречный город» ‒ ваш первый опыт в жанре фэнтези

Дружба человека и дельфина… Дельфина и человека… Не сейчас, когда даже в далёких от моря мегаполисах открыты океанариумы и дети могут встретиться и поиграть с ручным дельфином не только на морском курорте. Эта история из прошлого века – о дружбе простого абхазского юноши с диким морским зверем. И тем чудеснее эта дружба, что её окружает суровый и порой примитивный быт абхазского села, жители которого – крестьяне и рыбаки – считают дельфина «глупой серой рыбиной» и вором, а человека, подружившегося с ним, – по меньшей мере чудаком. Село Лдзаа многие века живёт своей размеренной жизнью: абхазы чтят заветы предков, трудятся на земле, ходят в море за рыбой, горюют и радуются. Стаи дельфинов также издревле населяют море – играют и охотятся, порой восхищая, порой пугая людей. Место встречи двух будущих друзей – берег. Весеннее утро, обещание чуда. Вот только длиться этому чуду недолго. Всего одно лето, чтобы познакомиться, научиться доверию, подружиться, стать братьями… А осенью – призыв в армию. Сияние этой дружбы ложится на всё повествование – высвечивает характеры, согревает суровые крестьянские сердца. Шаг за шагом, день за днём, слово за слово проходит лето взрослеющего героя. Всё пристальнее его взгляд на родную землю, на привычный труд, на любящих родных… Читателя не ждёт в этой повести счастливый конец и всеобщее благополучие. Напротив, он столкнётся с вечной бессмысленной и разрушительной силой, имя которой – война. И всё-таки это светлая книга о добре и мире.

Что можно противопоставить тьме? Не скажешь лучше, чем крестьянин-абхаз в повести: «Наше дело – мир! Жить и радоваться! Рожать и воспитывать. Принимать гостей и омывать им ноги! Так нам завещано, так мы будем делать!»

Евгений Рудашевский несколько лет работал с морскими млекопитающими и знает о жизни дельфинов не понаслышке. За повесть «Здравствуй, брат мой Бзоу!» Рудашевский стал лауреатом литературного конкурса «Книгуру» в 2013 году.

Иллюстратор Александр...

Рудашевский Евгений Всеволодович (родился в 1987 году в Москве), путешественник, журналист, лауреат четвёртого сезона Всероссийского конкурса на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру» (2013) за повесть «Здравствуй, брат мой Бзоу!», которую на последней ярмарке NON/FICTION представило издательство «КомпасГид».

- Прежде всего, «Библиогид» поздравляет вас с выходом книги. Это первая ваша книга для подростковой аудитории. А изначально вы адресовали её подросткам?

Нет, безусловно. Написана она была ещё пять лет назад, спонтанно, когда я приехал в Абхазию. Я походник, путешественник, часто хожу в пешие походы. В одном из них я услышал эту историю, и буквально сразу же была написана вся основа повести. Черновики были готовы в самой Лдзаа [деревне, которая описывается в повести. - Примеч. «Библиогида»] и близлежащих сёлах. Детали быта и взаимоотношений абхазов я узнавал уже позже. Тогда, в походе, я не думал об аудитории, не думал даже о публикации. Просто понравилась история, и захотелось зафиксировать её на бумаге.

- Издательство позиционирует повесть как антивоенную. Это и ваше представление? Или же она больше о гармонии с миром, о дружбе, о ненасилии?

Сразу была позиция, что мирная жизнь заканчивается, но это не замышлялось как антивоенный лозунг. Центральна сама история дружбы мальчика и дельфина. Причины окончания могли быть разными, просто война - наиболее выраженная, наиболее абсурдное проявление.

- Но всё-таки вы говорите в книге о военных конфликтах.

Да, конечно.

- Ещё вопрос, который хотелось вам задать со времён «Книгуру»: многие читатели отмечали, что герой - юноша Амза - несколько наивный, хотя уже призывного возраста. Это потому, что время такое (1980 год), или же сказывается отрезанность от мира?

Скорее, особенности местности, абхазский колорит. Там совсем другие представления о жизни: считается, что мужчина может жениться не раньше, чем в 35-40 лет, только когда твёрдо встанет на ноги. А у нас чаще свадьбы в 20-25 лет. То есть изначально планка «взрослости» сдвинута. И плюс - темп жизни совершенно другой. Взросление происходит медленнее. Ну и в восьмидесятые цивилизация ещё не захватила горные деревушки, это тоже сказалось.

- Сейчас осталось так же?

Трудно сказать. Но по рассказам абхазов знаю, что сейчас там эпоха туризма. Если абхаз живёт рядом с морем, обязательно сдаёт свой дом, поэтому неторопливое настроение ушло. Мне приходилось черпать его не из наблюдений, а из воспоминаний людей. Природа никуда не делась, все описания, которые есть в повести, были сделаны на месте. Мне кажется, только так и можно действовать: устраивать своего рода пленэр, только писать не красками, а словами. У Рериха в дневниках есть: «Если вы взглянете на картину Гималаев и попытаетесь их себе представить, у вас получатся только горы. Чтобы понять их, нужно приехать и увидеть детали, из которых и складывается ощущение».

- Вы стали лауреатом «Книгуру» в 2013 году. Сейчас вы следите за этим конкурсом? Вам интересно, как развивается детская литература?

- Какая книга повлияла на вас в детстве? Сформировала вас как личность?

В седьмом-восьмом классе меня, что называется, перепахал Франц Кафка. Не совсем детская тематика. Но пришёл он ко мне через запрет. Двухтомник Кафки стоял на самой верхней полке домашней библиотеки. Я увидел корешки и однажды спросил у дедушки, что это за автор такой. Он ответил: «Забудь и не открывай. Тебе рано». Соответственно, я достал и начал читать, сначала «Замок», потом всё остальное. Меня засекли за чтением, книгу забрали. Я устроил в доме обыск, нашёл книгу, но понимал, что если буду читать открыто, её могут совсем вывезти из дома, и пошёл на хитрость. Улучив время, когда никого не было, я на стареньком домашнем ксероксе делал копии двадцати-тридцати страниц, а книжку возвращал в ящик, где нашёл. Копии читал в кровати под одеялом или же в ванной. Родители стали беспокоиться и хотели даже обратиться к врачу: я стал «принимать душ» три раза в день минут по 20. А я смачивал листы, приклеивал на стенку и читал.

- А какие важные книги читаете сейчас? Кафка остался в прошлом?

Кафка прочитан много раз! Но он остался в юности, вместе с Маркесом. Для меня они - две стороны одной медали. Сейчас мне больше интересна научно-популярная книга.

- Читателей всегда волнует, как писатель пишет. Считаете ли вы себя писателем? Многие говорят: «Я не писатель, я автор. Конкретный текст принадлежит мне, но это не основная моя деятельность». А где область ваших интересов?

По образованию я журналист, но сменил много профессий в самых разных областях. Я был уборщиком, дрессировщиком, проводником в таёжных походах. Писателем назвать себя не могу, рано. Надеюсь когда-нибудь достичь этого звания, но пока язык не поворачивается. Я автор.

А процесс работы с текстом такой, на примере «Бзоу». Как правило, всё начинается спонтанно. Я работал дрессировщиком, уже много читал и знал о дельфинах. Путешествовал, знал Кавказ, то есть у меня был определённый бэкграунд. И услышав в горах историю, сразу стал писать. Но рукопись едва не погибла. Я прошёл перевал Чха и хотел пройти по Бзыбскому ущелью (это был одиночный поход, я встал в неудачном месте, и ночью дожди всё промочили, в том числе и рукопись, она размокла). Но история нравилась мне настолько, что вернувшись, я постарался её восстановить. Я пишу только от руки, впоследствии перепечатываю. Пишу начальные заметки, потом базовую рукопись, потом полностью переписываю от руки начисто, расширяя все эпизоды, потом перепечатываю. В случае с «Бзоу» перепечатывал примерно десять раз. Постоянно к ней возвращался. Потом, по совету друга, отправил на «Книгуру».

- Насколько, по вашему мнению, чтение важно в жизни? Чем человек читающий отличается от нечитающего?

Чтение - всегда способ мышления. Когда читаешь, думаешь. Это такая пауза, которую ты берёшь у очень быстрого, суетливого мира. Это пауза, когда можно остановиться и о чём-то подумать. Книга, если она замыкается на себе, если ты прочёл её и не шагнул дальше, не подходит тебе. По-хорошему, книга должна подтолкнуть человека шагнуть за рамки себя самой, подвести к какой-то идее, возможно, не связанной с идеей самой книги.

В каком-то смысле, книга лучше собеседника: с собеседником начинаешь спорить, выяснять отношения, включаются социальные взаимоотношения. А здесь - размышление в чистом виде. Если буквально на каждой странице ты останавливаешься и задумываешься о чём-то, значит, книга хорошая.

- Книги сопровождают вас в путешествиях?

Прежде чем ехать куда-либо, я читаю местных авторов. Перед поездкой в Грузию читал Нодара Думбадзе. С Абхазией не совсем так получилось, с Искандером я познакомился позже. Но сейчас стараюсь придерживаться этой привычки, даже если путешествую по России. Захожу в магазин, спрашиваю книги местных литераторов.

- Есть ли книга, которую вы хотите видеть изданной или переизданной?

Да, книги канадского писателя Фарли Моуэта. Его хорошо издавали в советское время, но сейчас подзабыли. Прежде всего, самая известная книга - без возраста, можно читать и подросткам, и взрослым: «Не кричи: „Волки!“»; для подростков - «Кит на заклание». Как раз к разговору об осмыслении того, что происходит. Автор - защитник животных, выступал за мир, против ядерных программ. Недавно умер в почтенном возрасте - человек, сам прошедший Вторую мировую войну. Но у него есть и просто детские книги: «В стране снежных бурь» и «Проклятие могилы викинга».

Есть у меня любимый иркутский автор, Юрий Самсонов (я сам наполовину из Москвы, наполовину из Иркутска). Замечательные его книжки - «Мешок снов» и «Максим в стране приключений». К сожалению, они не переиздавались после того, как выходили в Восточно-Сибирском книжном издательстве.

- Ваш герой Амза достаточно одинок. От подростковой книги часто ожидают любовной линии или темы взаимоотношений с друзьями. У вас юноша дружит только с дельфином, а больше, похоже, у него никого нет…

Меня очень интересует тема осмысления, осознания окружающего мира, одна из самых сложных в подростковом возрасте. Почему небо голубое, можно прочитать в книжках; что надеть зимой, расскажут родители. А когда появляются первые, ещё не сформулированные вопросы о том, зачем мы живём, к чему всё идёт, наступает самый сложный период. Вопросы ещё не сформулированы в словах, есть только их предчувствие. Никто вокруг не может ответить на них подростку, и возникает одиночество и грусть. У Окуджавы есть строки: «не понимаю людей, которые не любят грустить, ведь когда ты грустишь, ты думаешь». Это действительно так. Когда мы смеёмся, мы не думаем. Я не против смеха, но грусть - это уединение и осмысление. С моей точки зрения, осознанность - самое приятное, что есть в этой жизни. Когда смотришь вокруг, понимаешь и чувствуешь, что происходит, понимаешь себя, это большое удовольствие.

Мой герой, подросток, пытается осознать себя в контексте этого мира: бытовой суеты, общения с дельфином, грядущих перемен, и у него пробиваются первые ростки понимания. В этот момент он однозначно одинок, потому что нет людей, которые могут ему ответить. Проблема в том, что взрослые, когда проходят через период сомнений, привыкают к нему, и в будущем на вопросы детей отвечают: «Подожди, подрастёшь - поймёшь. У меня было то же самое, пройдёт пара лет, и ты успокоишься». Это совершенно не тот ответ, который ищет подросток. Через пару лет будет уже не он, а совершенно другой человек, а ответы нужны сейчас. Он остаётся без ответов и с позицией обособления взрослого: «поживи - узнаешь», и это приводит к одиночеству.

- А кто может дать ответ? Природа? Или ответ надо искать внутри себя самого?

Сложность в том, что вопросы не сформулированы словами, это всего лишь чувства, и ответ должен прийти в чувствах. А как - это у каждого свой путь. Природа сама по себе не ответит, одушевляет её человек. Если обратиться к ней с эмоциональным вопросом, ответ можно получить. Но я уверен, что отклик можно получить и от города с его бетонными коробками, и от хороших, и от плохих, главное - не сдаваться, двигаться, не впадать в отчаяние. Как правило, получает ответ тот, кто настаивает на этих вопросах, пытается осознать себя и происходящее. Когда ответа долго нет, люди либо впадают в отчаяние, либо абстрагируются от своих вопросов, стараются посмеяться над ними, забыть и пойти дальше. А вот если оставаться спокойным, стараться вновь и вновь возвращаться к теме, что-то читать, обдумывать, с кем-то говорить, рано или поздно эмоциональный внутренний ответ придёт. Образуется гармония, первый шаг к осознанности.

- И всё-таки почему вы решили писать именно про дельфинов?

Я занимался с млекопитающими, и у меня было представление об их поведении и образе жизни. Ну и услышанная реальная история была про дельфинов. Если бы я в Перу услышал про орангутана и мальчика, возможно, была бы похожая история. Хотя образ дельфина в чём-то символичен. Из всех крупных хищников дельфины наиболее дружелюбны. Это объясняется их эволюцией. За миллионы лет у них не осталось врагов. Есть акула, но она не соперник: она рыба, а млекопитающие умнее, и она не может противостоять стае дельфинов, они её с лёгкостью забьют. Известны случаи, когда дельфины спасали людей от акул.

Образ дельфина - тоска по спокойной, неагрессивной мирной жизни. Есть много историй дружбы дельфина и человека, они уходят своими корнями в древность. Самая первая - о сыне Одиссея Телемахе, которого в младенчестве спас дельфин. Видимо, в эпоху кровопролитных войн, когда ни медицины, ни социального обеспечения не было, и люди умирали рано, для древних греков дельфин был своего рода символом неагрессии. Ведь дельфин не нападает. Те немногие случаи, когда было зафиксировано нападение на человека, оказывались случаями самозащиты. Поэтому дельфин - символ дружелюбия.

Однако здесь начинается интересная философская тема. Дельфины, достигнув этой неагрессивности, дружелюбия, совершенно остановились в своём развитии. Остановилась их эволюция. Какими они были тысячи лет назад, такие они и сейчас. У Стругацких есть хорошая фраза: «Если человечество перестанет совершать ошибки и случится катаклизм, мы все вымрем. Ошибки нас спасают» [«И тогда, если во Вселенной что-нибудь изменится, мы благополучно вымрем - опять же именно потому, что разучились совершать ошибки, то есть пробовать разные, не предусмотренные жёсткой программой варианты» («Пикник на обочине»)] . С другой стороны, войны - это ошибки, тоже выход из гармонии. Так что здесь непросто говорить.

- А как вы думаете, возможна гармония у людей?

Думаю, да. Я с юношества верен идеалам Ивана Антоновича Ефремова и знаю, что однажды описанные им идеалы в той или иной степени к нам придут: совершенство и телесное, и духовное. Это тоже тема из Древней Греции, когда человек в идеале должен был быть совершенен телесно (нам, вероятно, кибернетика поможет) и, прежде всего, психически и духовно. В том числе и поэтому я не согласен с утверждением, что жизнь сейчас стала хуже, потому что стала слишком быстрой: люди глотают книжки за полтора часа и т.д. Вполне вероятно, что это та самая тренировка, которая позволит нам развиваться и дальше.

- Благодарим вас за интервью и желаем успехов!

- Знаю, что вы были дрессировщиком нерп. Опыт дрессуры помог в написании книги?

Безусловно. Когда понимаешь общие модели поведения морских млекопитающих и то, как развиваются их взаимоотношения с человеком, - это помогает. К тому же у меня не было необходимости углубляться в тему, с базовым материалом я познакомился на личном опыте.

- В чем поведенческие различия дельфинов и нерп?

Дельфины более дружелюбные. Нерпы очень боятся человека, поскольку он их единственный враг. На Байкале нерпы тысячи лет находились на вершине биологической цепочки, и у них не было соперников. Единственный, кто мог напасть на льду на нерпу, это медведь. Но и то в редких случаях, если нерпа устраивала свое логово недалеко от берега. А потом появились люди, и у нерп выработался страх по отношению к ним. У меня до сих пор на руках остались шрамы от знакомств с этими животными. Нерпы невольно проявляют агрессию, это защитная реакция. А у дельфинов естественных врагов в природе нет. И, несмотря на то, что человек их истребляет, отлавливает, содержит в дельфинариях и ставит на них опыты, страх перед людьми у них не выработался.

- Вы верите в то, что дельфины умнее людей?

Смотря с какой позиции оценивать и что вкладывать в понятие «умный». Разумеется, дельфины - высокоразвитые существа. С моей точки зрения, не стоит их очеловечивать. Но и принижать не нужно. Например, некоторые модели поведения дельфинов людям стоит изучать. Так, в моей книге описан случай, когда самка дельфина поднимает и опускает мертвого дельфиненка. Эпизод основан на реальных фактах. И интересен с точки зрения психологии: пока мать думает, что ребенку можно хоть как-то помочь, она делает все для его спасения, выталкивая на поверхность, чтобы он мог вдохнуть воздух. Но как только понимает, что детеныш умер, она не погружается в пучины стресса и депрессии, а просто уплывает жить дальше.

- А почему действие повести происходит в Абхазии?

Сама история выбрала эту страну.

- То есть рассказ про дружбу мальчика и дельфина - абхазская легенда?

Нет, это история, которую я услышал, когда отправился пешим походом в Абхазию и на несколько дней остановился пожить на берегу моря. И в разговоре с местными жителями буквально в нескольких фразах узнал о дружбе мальчика и дельфина, а также о том, к чему это привело. Тогда же пришлось скорректировать свои планы, отказаться от дальнейшего продвижения в горы. Остановиться в поселке Лдзаа, собирать детали быта и делать природные зарисовки.

- Абхазский эпос вас давно интересует?

Собираясь в новую страну, я стараюсь изучать ее историю и мифологию. Но пять лет назад я ничего не знал об Абхазии и мой интерес проявился там. В дальнейшем я ознакомиться с абхазским эпосом. И понял, что он чем-то схож с историей про моего Бзоу.

Рудашевский Е. Здравствуй, брат мой Бзоу!. - М.: КомпасГид, 2015. - 192 с.

А что еще в этой мифологии, кроме образов богатыря Сасрыквы и его верного коня Бзоу, перекликающихся с героями повести, вас поразило?

В комментариях к книжке я пишу, что самой неожиданной для меня в абхазских сказаниях стала нота дружелюбия, довольно редкая для военизированной мифологии древних. Своих врагов абхазы судя по их мифам выходили встречать как гостей, с распростёртыми объятиями. Мир и доброжелательность как оружие, которое вполне можно использовать в войне против самой войны. Честно говоря, я не припомню подобных эпосов. Как правило, в легендах восхваляется смелость нескольких или одного героя, если истории принадлежат маленькому народу. Этот персонаж может в одиночку мстить и побеждать.

Как вы считаете, почему в современной подростковой литературе отсутствует довольно большой корпус текстов, повествующих о простых и мудрых вещах таких, как взаимодействие человека и природы?

Мне сложно ответить на этот вопрос. С современной подростковой литературой я знаком не очень хорошо. Только недавно начал ее читать, поскольку сам попал в струю и мне стало любопытно, что пишут другие авторы.

- Какие произведения, прочитанные в детстве или во взрослом возрасте, помогли вашему становлению?

Если брать школьную программу, то вся она прошла мимо меня, я практически ничего не читал из того, что задавали по литературе. Предпочитал прогуливать уроки, носился по крышам, подвалам, болотам. Но для другого чтения я находил время. Прежде всего меня интересовала приключенческая литература. «Смок Беллью» Джека Лондона, «Дочь Монтесумы» Генри Райдера Хаггарда, «Белый ягуар - вождь араваков» Аркадия Фидлера. Как видите, в основном заботила индейская тема. Фенимор Купер, Майн Рид тоже были мной прочитаны. Поскольку я везде бегал, меня особенно волновал вопрос выживания. Поэтому и «Дерсу Узала» Арсеньева произвел большое впечатление. В те годы я мало понимал описываемое. Но меня привлекали дух свободы и разговоры о единении с природой не для того, чтобы управлять ею, а чтобы научиться мирно сосуществовать. К тому же дома была большая библиотека, и мои читательские интересы проявлялись странно. Какая обложка больше нравилась, такую книгу и хватал. Это могла быть и недетская литература. Так, я пришел к Францу Кафке, любимому автору школьных времен. К счастью, мои родственники не заставляли меня читать что-то конкретное, предоставляя мне свободу выбора, и не пугались даже тогда, когда мне в руки попадала «Антология современной эротической прозы».

Стоит настраивать ребенка на то, что если ему неприятно читать ту или иную книгу, то он может от нее отказаться

Существует мнение, что детям не стоит позволять читать взрослую литературу. И, например, Кафка ребенку может испортить жизнь. Как вы относитесь к подобным утверждениям?

Мне кажется, никогда не угадаешь, что испортит человеку жизнь, а что нет. Я могу судить по собственным впечатлениям. Я часто сталкивался с тем, что многие тексты, прочитанные еще в детстве, во взрослом возрасте воспринимаются иначе: выхватываешь другие акценты и детали. Так, фэнтезийную историю Юрия Самсонова «Максим в стране приключений» в детстве читал с удовольствием. А в 20 лет меня многое задело. Например, когда герой учился стрелять, он выбирал подвижную цель - бил по живым птицам. Но в детстве на подобные вещи внимания не обращаешь. Как не реагируешь и на излишнюю рефлексию. Тот же Кафка не действовал на меня депрессивно. Наоборот, я относил его к успокаивающей литературе, которая помогала мне решать свои юношеские проблемы. Возможно, стоит настраивать ребенка на то, что если ему неприятно читать ту или иную книгу, то он может от нее отказаться. Чтобы не было императива - начал, обязан дочитывать. Ребенку важно выбирать книги самостоятельно, но и самостоятельно от них отказываться.

В вашей повести почти у каждого героя есть своя история, связанная с дельфинами. Все ли они реальны? И где были вами почерпнуты?

Дело в том, что когда я работал с нерпами, мы совместно с МГУ проводили сравнительный анализ элементарной рассудочной деятельности нерп и дельфинов, проще говоря, пытались выяснить, кто умнее. То есть кто из них лучше решает простые логические задачки. Тогда-то и я познакомился с дельфинами поближе, прочел много книг (в том числе и специальной литературы). И Колдуэллов, и «Несущие ветер» Карен Прайор. Тогда я готовился к этой теме как дрессировщик, но впоследствии переработал материал и включил в «Здравствуй, брат мой Бзоу!».

- Спрашиваю, потому что меня особенно поразили две истории. Первую рассказывает отец героя Валера. Она о том, как забивали дельфинов, бросали их на берегу и они в муках умирали, крича сутками. И другая веселая, когда афалина кинул в собаку медузой. Обе непридуманные?

По поводу жестокого эпизода, безусловно, я его не наблюдал. Но история документальная, подобных, к сожалению, много. В той же Дании, на Фарерских островах, до сих пор существует нашумевший праздник Grindadrap, когда местные жители ради развлечения забивают множество дельфинов. Это связано с обрядом инициации - мальчик, чтобы стать мужчиной должен зарезать своего дельфина. По Интернету ходят фотографии, на которых гарпунят, режут, вспарывают дельфинов, окрасив залив в кровавые цвета. Это древний обычай. Но не стоит забывать и о варварских способах добывания морских млекопитающих, которые практиковались всегда. И то, что происходило с моим героем Валерой, еще не самое жестокое. Человек, прошедший средневековую инквизицию, умел выдумывать самые разные способы убийства. Например, в начале XX века, чтобы не тратить оружие, люди находили уже разложившегося кита, окунали в его тушу наконечник гарпуна и потом ударяли им живого кита, у последнего начинался страшный сепсис, гангрена. Охотники оставляли его на какое-то время и приходили, когда он умирал. Забирали его жир и ус...

А вот веселая история с медузой основана на личных наблюдениях, правда, в моей жизни медузами бросались не в собак, а в тренеров. Но принцип тот же. Дельфины сообразительные, игривые и по-своему вредные животные. Медузами они тренеров забрасывают в открытых садках, а не в закрытых дельфинариях. Иногда в ход идут и легкие камешки. Дельфины видят, какая у людей яркая реакция, и с удовольствием повторяют трюк, надеясь, что за него покормят.

Если возвращаться к идее Джеральда Даррелла, то зоопарк правильнее всего понимать как возможность сохранить вымирающие виды, помочь раненым животным, вырастить их и потом отпустить

- Я правильно понимаю, вы против содержания дельфинов в дельфинариях?

Все зависит от условий и обстоятельств. Я против того, чтобы специально отлавливать здоровых животных, содержать в тесноте, устраивать развлекательные шоу. В том же Китае, насколько я знаю, дельфинов нередко подсаживают на наркотики, чтобы они лучше работали за дозу. Такие питомцы быстро умирают, но это никого не смущает, дельцы ловят новых. Еще один негативный пример: байкальские нерпы в ярославском зоопарке, хозяева которого не знали, как правильно содержать этих животных. Нерпы жили в теплой воде, притом что привыкли к температуре в 3–5 градусов, ели другую пищу и в итоге погибли. Я против такого отношения. Но когда дельфинарий или нерпинарий - вынужденная мера, мне кажется, это неплохо. Например, в байкальском нерпинарии большинство животных, с которыми я работал, подранки, некоторых выбросило на берег, другие чем-то болели. Бывали случаи, когда отбившиеся от матерей детеныши попадали в сети рыболовов, те не знали, куда их девать и приносили к нам. Если возвращаться к идее Джеральда Даррелла, то зоопарк правильнее всего понимать как возможность сохранить вымирающие виды, помочь раненым животным, вырастить их и потом отпустить. Согласитесь, это совершенно другая истории.

- Кто еще, кроме Даррелла, ваш ориентир?

Те, чьи книги можно рекомендовать подросткам. Безусловно, кроме Даррелла, автора замечательного «Пути кенгуренка», это и Фарли Моуэт. Он был экологом, защитником природы, одним из сильнейших и известнейших писателей Канады. Его сочинения - это такой художественный рассказ о том, как он работал с животными и узнавал их. Его книги можно советовать детям с 10–12 лет. Самая интересная - «Не кричи: „Волки!“». Рассказывает о его жизни с волками, изучении их повадок. А еще про то, какие несправедливости творят с животными люди, не обращая внимания на то, что волчья стая «отдельный народ». Для детей постарше подойдёт книга Моуэта «Кит на заклание», эмоционально тяжелая история, которая запомнится надолго. А в более старшем возрасте, лет с 16, можно познакомиться с творчеством зоолога Конрада Лоренца. Он один из основателей этологии, посвятивший свою жизнь изучению разных животных. И пишущий о них довольно доступно (если не брать его научные труды). Знакомство с произведениями Лоренца в детстве может изменить взгляды на мир животных в лучшую сторону. Начать стоит с «Кольца царя Соломона».

- А чем вас привлекает архаика?

Я нахожу в ней особую красоту. Но это не значит, что я сам какой-то архаичный и патриархальный. Для меня патриархальный уклад - один из этапов пути, который преодолел человек по дороге к современности. Быть может, осколки древнеримских зданий привлекают также других своей красотой. Подобные вещи служат напоминанием о том, кем мы были.

В определенный момент ваш герой пропадает из повествования, и далее присутствует в книге опосредованно, только в разговорах близких, в письмах... Почему вы предпочли оставить войну, на которую он уехал, за кадром?

Для меня главной в книге была атмосфера, она привлекла меня в Абхазии. Поэтому вынесение войны за кадр, несмотря на яркую концовку, в некотором смысле вынужденный ход. Когда ушел Амза, жизнь не прекратилась, но она стала другой. В повести есть еще один герой - старик Ахра. Это Амза в старости, вернее, тот, кем бы он стал, если бы не война, глобализации и так далее. И мне было важно показать, что эта чудесная архаичная атмосфера не собирается вокруг конкретного персонажа. Но и она постепенно рассеивается, если пропадает преемственность. В этом селе больше не появится другой Ахра. Теперь его некем заменить.

- И все-таки инициация для вашего героя - это уход на войну?

Амза становится мужчиной уже тогда, когда на него падает тень войны, как только он перестает просто жить, наслаждаясь летом и дружбой со своим морским другом. Он задумывается о расставании, и в сердце поселяется грусть, его начинают мучить вопросы, которых он прежде не задавал. И сам он не знает, как на них отвечать. Помните, тот эпизод, где говорится, что Амза почувствовал, будто внутри у него появились пустые комнаты, которые он не знает, чем заставить? Это и есть обращение к взрослому миру.

- У вас к печати готовится несколько книг. О чем будет следующая?

Она посвящена Иркутску, Байкалу. Рассказывает про жизнь местных подростков, ее многонациональные особенности, в том числе и про бурятский шаманизм, его традиции, полностью вплетенные в современную жизнь, также героями становятся байкальские нерпы. События относятся к 2004–2005 годам.

Начали за здравие, а закончили...

Эта книга отчасти разочаровала меня.Начиналась она, как интересные записки современного путешественника-писателя, который еще и сам свой дневник в поездке по Индии ведет в стиле написания 19 века. Увы, вскоре минусов у этой книги оказалось больше, чем плюсов, но обо всем по порядку.

Плюсы:
- легкий слог, стиль под девятнадцатый век, что необычно, язык красочный;
- в начале каждой главы коротенькие выдержки из заметок разных путешественников.

Минусы:
- автор решил за довольно короткий срок пройтись по всем штатам такой разнообразной страны, при чем пройтись довольно бюджетно, как итог большая часть интересных мест в разных штатах пропускалась, выдергивалось либо нечто заезженное в остальных туристических маршрутах, либо бралось наугад нечто порой неинтересное, видимо на что у автора хватало денег, при посещении. Все сбивчиво в этой книге, получилась разнообразная каша от такого бессмысленного марафона;

Сам смысл повествования - видимо из-за усталости от забегов под жарким солнцем, во влажном климате, содержание книги медленно начинает сводиться к чистым простыням в отеле и кандиционерам в автобусах. С середины книги я только и читала, что о чистоте белья, которое встречалось автору, о еде, которую он покупал в супермаркетах или лавках, о духоте и грязи улиц. При чем об этом расписывалось подробно, а о действительно интересных вещах говорилось мало;

Сам автор и его отношение к окружающим оставляет желать лучшего. Он, как будто с Луны спустившись, удивляется, что за фото на фоне старого храма разряженный в национальную одежду индус потребует деньги, что за услуги, которые ему предлагают на рынке надо платить (право же, удивительно!), то автор троллит йогов, местных жителей, издеваясь над ними, пытаясь подчеркнуть свое превосходство. Жителей Индии он называет "коровьим народом", скупость путешественника временами пробивает дно, когда он наперегонки бегает с нищим, с уставшей сопровождающей, под палящем солнцем, по одно причине - дабы не платить ему гроши, за указание пути до отеля. Само отношение к его спутнице Ольге - это отдельная тема. Она безмолвная словно тень, диалогов с ней нет, он то забывает ее в толпе разгоряченных индусов и девушку чуть не изнасиловали, то, когда у нее нервный срыв в отеле, он начинает толкать ей философские речи о душе, а после того, как у нее происходит гнойный нарыв возле глаза и надо бы идти к врачу, то автор тащит ее в горы, не заботясь о ее здоровье. Отчасти из-за высокомерного отношения автора к окружающему миру не хочется читать книгу, кроме пафоса и жалоб в ней, начиная с середины ничего нет;

Автору удалось выставить целую страну, как большой бомжатник. Он сочно расписывает вонь, грязь, тупых людей, воровство, попрошаек, пот, разного рода болячки, а вот интересные памятники, достижения этого древнего народа опускает, после строк написанных им хочется скорее помыться, сделать парочку прививок от разных экзотических болячек, а лучше всего сжечь книгу на погребальном костре.

‒ Евгений, насколько я знаю, книга «Эрхегорд. Сумеречный город» ‒ ваш первый опыт в жанре фэнтези. Почему вы решили ее написать?

‒ Именно в жанре фэнтези эта книга ‒ первая, но начинал я, по сути, еще лет в 19‒20, с мистических рассказов. У меня тогда как раз выходили первые публикации ‒ полуфэнтези-полумистика, в них было что-то от Франца Кафки и Маркеса. Именно у этих писателей я черпал какие-то идеи. Меня настолько впечатлило то, как пишет Кафка, что я решил попробовать создать что-то подобное. И примерно в те же годы у меня уже зарождались первые идеи для написания «Эрхегорда», который тогда еще так не назывался. Постепенно эти идеи копились, но я чувствовал, что пока мне не хватает ни литературных навыков, ни видения всей этой истории. Прошло пять лет, прежде чем я смог за нее взяться.

Но когда я пишу, то совершенно не делаю для себя какого-то разграничения между реалистичной прозой и фэнтези. Для меня это просто использование разных художественных средств. Иногда приходят идеи и образы, которые реалистически все равно не получится отобразить, поэтому начинаешь использовать другие приемы. Но сама суть, да и многие образы родственны друг другу. Я воспринимаю все это как единое целое.

‒ Какие книги в жанре фэнтези вам нравятся и какие из них повлияли на вас?

‒ Для меня эталоны фэнтези ‒ это прежде всего «Хроники Дюны» Фрэнка Герберта, первые три книги, и «Хроники Амбера» Роджера Желязны. Конечно, отчасти повлияли и другие книги, в том числе и советские, и Толкин по-своему повлиял. Но образец, на который мне условно хочется ориентироваться ‒ по атмосфере, по выстраиванию образов, по самой литературной технике и по содержанию, ‒ это «Хроники Дюны».

‒ В вашей книге много отсылок к прошлому Земель Эрхегорда, почти каждая глава начинается с «исторической» справки, «цитаты» из какой-то древней книги или текста листовки, снятой с заброшенного здания. Расскажите, как вы создавали этот мир?

‒ Для меня вообще сам мир, включая историю Земель Эрхегорда, ‒ это и есть основа произведения. Часто в основе книг в жанре фэнтези лежат человеческие взаимоотношения: кто-то спорит, влюбляется, женится, или же в центре внимания находятся какие-то большие сражения. По-своему это тоже интересно. Но сама фэнтезийная составляющая оказывается фоном, и если взять отдельно отношения между героями, какие-то разговоры, то можно подумать, что это вполне реалистичное произведение. Иногда даже создается впечатление, что антураж фэнтези немного лишний. А для меня важна прежде всего сама история Земель Эрхегорда. Я, к сожалению, не могу рассказать, в чем суть, поскольку главная идея раскрывается только в последней книге серии. Изначально я задумывал одну книгу, но потом понял, что мне не удастся передать в ней всю эту атмосферу. Поэтому первая, вторая, третья, четвертая книги и возможные продолжения ‒ это такая подводка к тому центральному образу, который я как раз и придумал лет в 20‒21, который мне очень хочется отобразить и к которому я постепенно подбираюсь. И история Земель Эрхегорда, их легенды, предания - это и есть самое интересное. Наибольшее наслаждение я получаю от работы над ними.

В книгу вплетаются всевозможные истории, которые я узнаю в своих поездках, и еще в ней очень много отсылок к истории Сибири. Тот, кто живет в Иркутске или в Бурятии, наверняка многие места будет узнавать. Для меня прообразом был Окинский район, Тофалария, про которую уже в реалистичном ключе я рассказал в книге «Солонго. Тайна пропавшей экспедиции». Если читать ее внимательно, можно заметить определенные пересечения. Они будут продолжаться, и потом даже станет понятно, почему они перекликаются. Все подробности черпаются из реальной жизни, наблюдений, из культуры бурятов, тофаларов (они же карагасы). Это такой плавильный котел, из которого ты постепенно достаешь те или иные образы. И чтобы отобразить их более глубоко, ты используешь фэнтезийные приемы, появляется элемент мистики. Мне кажется, мистика нужна, чтобы глубже понять идею того же шаманизма, сам дух этой культуры. Я, конечно, не говорю: почитайте «Эрхегорд», и вы что-то поймете в бурятском шаманизме! Для нас это воспринимается как сказка. Но ведь бурятские народы во все это действительно верили. Их предания, сказки, бурханы (скульптурные изображения будды, бодхисаттвы или других персонажей буддизма. ‒ Прим. ред .) ‒ для них все это было абсолютно реальным. И чтобы рассказать о мире, где это до сих пор реально, мне и потребовались истории Эрхегорда.

‒ В одном из интервью вы сказали, что обычно при работе над книгой стараетесь опираться на три проверенных источника. Какими источниками вы пользовались, когда писали «Солонго»?

‒ Действительно, это такое правило журналистской работы: желательно, чтобы каждый факт, о котором ты сообщаешь, всегда подтверждался тремя независимыми источниками. К сожалению, не всегда удается соблюдать этот принцип. Например, тофалары ‒ о них известно очень мало. Мало научных работ посвящено им. В основном это были работы Сибирского отделения Российского географического общества, какие-то советские научные работы. Но фактов не так много. Мало наследников карагасов, и они уже ассимилированы. Поэтому иногда просто недостает источников. Но в своей литературной работе я, как правило, опираюсь на такие три источника: первый - это личный опыт (тайга, Саяны, Сибирь - из личных походов), второй - научная литература, которую удается найти, а третий - это «эксперты», местные жители и те, кто хорошо разбирается в нужной мне теме. Приходилось обращаться к ним за помощью, чтобы сверять некоторые моменты. Так что условно получается три источника.

‒ В «Солонго» главный герой часто вспоминает своего дедушку, и впоследствии он даже пошел по его стопам. Есть ли в вашей жизни человек, который повлиял на вас так же сильно?

‒ Это проявляется в разных областях. Например, мой дедушка по папиной линии ‒ ученый, доктор наук, преподавал в физтехе (Московском физико-техническом университете - прим. ред .). В научном подходе к источникам я всегда ориентируюсь на дедушку. Его любовь к книгам не могла мне не передаться. Дома была огромная библиотека, из которой я узнавал для себя много нового. Я просто подходил к шкафу и брал наугад книжку, которая, как мне казалось, могла бы навести меня на какие-то мысли. Поэтому детская литература прошла мимо меня, но я был и не против, мне это нравилось.

А если говорить о дедушке и бабушке иркутских, то от них я черпал любовь к родному городу и вообще Сибири, интерес к ее истории. Мне повезло, потому что у меня, по сути, вся семья - преподаватели, и это не могло на мне не отразиться.

‒ Вот одно из высказываний дедушки героя: «Мы проживаем много жизней. Изменившись, становимся другими людьми, чужаками сами себе». Вспоминая себя прошлого, вы тоже видите чужого человека?

‒ Да, поскольку жизнь заставила меня жить в совершенно разных местах, заставила менять занятия. Это разные этапы, в каком-то смысле разные люди. Иногда я даже не понимаю, почему «тот человек» так себя вел. По-своему интересно проживать разные жизни и потом вспоминать. Иногда ‒ с грустью из-за того, что еще хотелось бы пожить той жизнью, но она не вовремя закончилась. Это такое рождение-перерождение в течение одной жизни, и оно довольно увлекательное. Я очень надеюсь, что сейчас этот процесс несколько затормозился, раньше это более бурно происходило. Надеюсь ‒ и в то же время понимаю, что пройдет лет десять, и, может, я себя сегодняшнего буду вспоминать как знакомого, но несколько чужого человека. И это прекрасно, потому что ты не имеешь ни малейшего представления о том, как ты будешь думать, чем ты будешь заниматься. Я, конечно, собираюсь писать и дальше, хотя бог его знает, как там сложится, ‒ и это тоже хорошо.

‒ В «Солонго» главный герой часто представляет себе карту мира, на которой черными пятнами обозначены места, куда он не смог бы попасть даже при самом сильном желании. А на вашей карте есть такие черные пятна?

‒ Черные пятна есть. Марианская впадина для меня ‒ черное пятно, потому что у меня несколько повышенное внутричерепное давление и дайвингом заниматься мне не полезно. Я когда-то занимался плаванием, погружался, но не больше чем на десять метров. Реально оценивая вещи, я понимаю, что Эверест тоже для меня закрыт. Он такой наполовину черный, наполовину серый. Серый ‒ потому что стал туристическим местом, туда едут тысячи людей, и мне просто не хочется портить впечатление. Для меня Эверест - это Эверест времен Хиллари, Норгея (совершили первое восхождение на Эверест 29 мая 1953 г. ‒ прим. ред .), когда это все-таки была настоящая вершина мира, еще совсем не туристическая. Но «черных» мест на моей карте вообще-то немного. Весь мир мне интересен, а недоступны только Эверест и Марианская впадина.

‒ С одной стороны, туризм ‒ это хорошо, люди узнают много нового. Но, с другой стороны, он может приносить определенный вред природе и культуре. Как вам кажется, есть ли решение у этой проблемы?

‒ Я бы все-таки не стал называть это проблемой. Прекрасно, что сейчас мир настолько доступен. Например, весной я собираюсь в Перу. Смешно подумать ‒ я доберусь туда в общей сложности за шестнадцать часов. Что такое шестнадцать часов перелета, когда у нас по России, чтобы добраться, например, до Иркутска, не так давно нужно было три-четыре месяца. Сегодня все эти далекие расстояния сократились. Практически любой человек, имеющий более или менее доходную работу, может отложить какую-то сумму, чтобы отправиться в Европу или Азию. Конечно, это прекрасно. Мир стал более открытым. Но при этом он стал более скучным. В том числе и поэтому иногда не хочется куда-то ехать. У тебя есть какой-то образ места, сложившийся из книг, из истории, а потом ты приезжаешь туда и видишь туристов с зонтиками. Какая-нибудь опасная скала, на которую тяжело забраться, ты весь измученный, взмыленный забираешься туда с рюкзаком, думаешь, что покорил вершину, а там туристы ходят счастливые и довольные ‒ их туда на вертолете забросили. В этом смысле мир стал немного скучным.

А то, что туристы после себя часто оставляют грязь, разрушают какие-то памятники культуры ‒ конечно, это печально. Но, с другой стороны, для нас это естественно. Это такой дым цивилизации ‒ то, что мусор везде распространяется. Но, к счастью, люди любят и убираться. У нас всегда одно за другим следует. Вначале толпа туристов после себя оставляет консервные банки, потом идет толпа волонтеров-добровольцев и все эти банки убирает. Естественный процесс. Было бы несколько странно говорить, что нужно запретить туризм, чтобы не загрязнять какие-то важные места. Хотя в том же Перу сейчас немного ограничили доступ к Мачу-Пикчу, и это логично ‒ туда идут тысячи людей. Мы все равно, конечно, пойдем в Мачу-Пикчу, но я немного боюсь того, что там увижу. Для меня это что-то такое сверхъестественное, а тут я приду, и там будут тысячи туристов и кучи мусора. Конечно, это вид слегка подпортит… И все же это большой плюс, что у людей появилась возможность путешествовать по всему миру.

Единственное, грусть остается оттого, что мир оказался необычайно тесен, и мы сейчас живем в таком промежутке между космическими путешествиями и тем временем, когда по земле еще было интересно ходить пешком. Я надеюсь, что лет через 40‒50 я еще застану тот момент, когда можно будет отправиться на экскурсию на Марс. С удовольствием слетаю туда. До полетов к Туманности Андромеды я, понятно, не доживу, но ничего, по Марсу я тоже с удовольствием похожу и тоже там свой фантик брошу, отмечусь, оставлю человеческий след. Пусть знают, что люди ‒ они такие.

Беседу вела Полина Андреева

______________________________

Полина Андреева, 14 лет, обладатель диплома «Книжный эксперт XXI века», г. Москва

Книги Евгения Рудашевского:

О книге Евгения Рудашевского «Здравствуй, брат мой Бзоу!» рассказали Ксения Барышева в статье и Ксения Полковникова в статье

О книге Евгения Рудашевского «Солонго. Тайна пропавшей экспедиции» рассказали Полина Андреева в статье и Даниэль Бронский в статье