Жена зиновия гердта татьяна правдина год рождения. Трогательный и настоящий, защитник родины и лучший мужчина зиновий гердт

Из воспоминаний Льва Правдина Лев Николаевич Правдин - прозаик, журналист. Родился в 1905 г. в Пскове. Учился в реальном училище в Петербурге. В 20-х - 30-х гг. сотрудничал в газетах Поволжья. В 1935 г. поступил в Литературный институт. Печататься начал в Самаре в 1924 г. Последняя

III.IV. Жена номер 2, единственная. Татьяна Лялина Вторая его жена, Таня Лялина, появлялась в Останкино, бывала в компании, ее любили. Знали и о трагедии, которая случилась с Владом-младшим. Их первенец родился с патологией кишечника, в роддоме сделали неудачную операцию,

Мудрая жена Татьяна Когда начали жить с Таней, я уже очень много работал, и полная загрузка избавляла от многих проблем, подстерегающих семейного человека. Если бы сидел на месте, каждое утро уходил на службу, по вечерам возвращался домой, может, давно развелись бы.

Анекдот от Гердта «Дело было так. На гастролях в Японии я приобрёл машину с правосторонним рулем.И вот уже в Москве едем мы как-то с женой из гостей, я сижу слева, выпивший, весёлый, жена – справа, за рулём.Что-то нарушили, останавливает нас гаишник: ваши права,

Дню рождения великого артиста посвящается.
Зиновий Ефимович Гердт (настоящее имя — За́лман Афро́имович Храпино́вич; 8 сентября 1916, Себеж, Витебская губерния — 18 ноября 1996, Москва)

Они познакомились поздно, пройдя навстречу друг другу долгий путь: Зиновию Герду было 44 года, Татьяне Правдиной - 32, у обоих позади уже были браки. Ее приставили к известному артисту переводчицей на время гастролей театра по арабским странам. И Татьяна Александровна, как оказалось, настолько отвечала всем требованиям звезды, что они составили Пару - не по воле случая, а по закону гармонии жизни.

Мы встречаемся с Татьяной Правдиной-Гердт на даче в Пахре. Они всегда собирали тут большие компании друзей трижды в год: 25 января (в Татьянин день), 9 мая и 21 сентября, в день рождения Зиновия Ефимовича. Эта традиция сохранилась и после ухода Гердта, даже 19 лет спустя… За эти годы Татьяна Андреевна, конечно же, устала давать интервью и, похоже, и вправду рассказала прессе уже все, что можно было. Осталось не оглашенным самое дорогое, личное, глубокое… А я хочу говорить с ней про Зиновия Ефимовича Гердта, ее мужа и самого близкого человека, с которым она прожила вместе 36 лет. Значит, про то самое - «личное и глубокое».

Даже много лет спустя после смерти Зиновия Ефимовича ваш дом в Пахре полон гостей. Гердт любил большие компании, он был «душа нараспашку»?

На этой даче всегда было полно народу, ведь он больше всего на свете любил пообщаться с людьми, с друзьями. Но истинных друзей, таких совсем-совсем настоящих, у него было немного, все еще с довоенных времен. Самый близкий - Исай Кузнецов, писатель, драматург. Зиновий Ефимович ведь родился в городе Себеж Псковской области. Приехал в Москву мальчиком, поступил в училище, потом на завод пошел. В то время все предприятия устраивали театры рабочей молодежи. ТРаМом при ФЗУ электрокомбината руководил Валентин Плучек, позднее драматург Арбузов. Накануне войны из этой студии сделали театр. У них была знаменитая постановка «Город на заре» о строительстве Комсомольска. Особенность этого спектакля в том, что каждый артист писал свою роль сам, сочинял развитие роли. И Зяма играл скрипача Веню Альтмана.

- А потом началась война…

Вместе с Исаем Кузнецовым они записались добровольцами и ушли на фронт. Зяма проучился два месяца в саперном училище под Москвой, а потом попал на фронт, под Белгородом был ранен. Жива еще женщина, которая вынесла его с поля боя, - Вера Любимовна Вебская… Зяма с ней тоже всю жизнь дружил. Мы с ней до сегодняшнего дня перезваниваемся и общаемся. Верочка вынесла на себе под пулями раненого Зяму. А дальше оказалось, что в полевом госпитале нет гипса. В итоге развился остеомиелит - воспаление костной ткани, при котором она не срастается. И началось «лежание» по госпиталям. Последним из них была Боткинская больница в Москве. Все предыдущие десять операций ничего не дали, и было принято решение ампутировать ногу. В Боткинской работала хирургом необыкновенная женщина - Ксения Винцентини, первая жена конструктора Сергея Королева. И вот она везла Гердта на каталке в операционную и перед последним наркозом шепнула: «Попробую вдоль». То есть не ампутировать, а еще раз прооперировать. И чудо: 11-я операция прошла успешно, кость срослась, правда, нога стала на 8 см короче. Зиновий Ефимович подшибал каблук на 4 см, но все равно хромал. Конечно, это всю жизнь ему мешало. Из-за этой травмы и хромоты искривился позвоночник, продавилось легкое и было всегда травмированным. От этого или не от этого, но Гердт умер от рака легкого…

- Можно сказать, что именно «благодаря» своим травмам Зиновий Ефимович оказался в кукольном театре?

Знаете, есть такая категория «судьба». Когда Зяма лежал в госпитале в Новосибирске, туда приехал с гастролями кукольный театр Образцова. Раненых вынесли на носилках и самых тяжелых положили в первом ряду. Зяма потом рассказывал, что он смотрел больше на ширму, чем на артистов. И понял, что в ней спасение: за ширмой не видно, какой ты артист - хромой, с ногой или без…

И только-только выписавшись из госпиталя - это был уже 1945 год, - Зиновий Ефимович пришел в театр Образцова, поняв, что он может за ширмой играть. Образцов спрашивает его: «Вы какой-то стишок знаете? Прочтите». Он знал. И начал им читать, и читать, и читать, пока не понял, что они просто, так сказать, расширяют свой кругозор. А он стоит на костылях, читает стихи. И через час этого «выступления» говорит: «Я устал». И тогда Образцов ему сказал: «Мы принимаем вас в стаю». Они в это время ставили «Маугли», поэтому - «стая», в которой Гердт, как сам говорил, «пропасся» больше тридцати лет.

- Как у Гердта появилось желание выйти из-за ширмы на авансцену?

Тембр его голоса был удивительный, невероятный. И благодаря голосу и великолепной дикции он попал в кино - его первым фильмом стал «Фанфан-тюльпан». Это была роль опять же «за ширмой»: Гердт читал текст за кадром. Но мир кино его принял: стали снимать сначала в каких-то эпизодах, потом Тодоровский в «Фокуснике». А когда Швейцер решил снимать «Золотого теленка», то в роли Паниковского он видел Ролана Быкова. Но позвал Гердта: «Зяма, подыграй роль…» То есть нужно было просто бросать реплики. Посмотрев материал, Швейцер огласил: «Всё, ты снимаешься. И Ролан тоже так считает». Ролан Быков тоже позвонил ему и сказал: «Зяма, я видел это. Не может быть и речи: снимаешься ты!»

Гердт всегда говорил, просматривая свои фильмы: «Это не то», и очень редко: «Да, это пристойно». А Швейцер ведь режиссер был необыкновенный! У него нет ни одного фильма, где бы все артисты не сыграли свои самые лучшие роли. Я помню, Олегу Янковскому после «Крейцеровой сонаты» я сказала: «Олег, ты понимаешь, что это лучшее из того, что ты играл?» - «Да, конечно!» Все играли в «Теленке» замечательно. А ведь там были Юрский, Куравлев…

В «Золотом теленке» есть один кадр, мгновенный, про который я Зяме всегда говорила: «Вот тут ты достиг Чаплина» (Гердт вершиной актерского мастерства считал Чарли Чаплина). Ведь интересно в искусстве только одно: про человека. Все остальное - мура! Только про человека… Там есть сцена, когда они пилят гирю. И Паниковский Шуре говорит: «Пилите, Шура, пилите, они золотые…» Балаганов спрашивает: «А вдруг они не золотые?» И дальше крупный план на секунду, лицо Паниковского: «А какими же им быть?!» Он говорит Шуре, а по лицу видно, что он знает, что они не золотые, но есть какая-то такая жуткая надежда: «А вдруг…» Хотя он все понимает. Вот это грандиозно! У Зямы даже было на этот счет такое выражение: «Сегодня я прикоснулся к планке, у меня было несколько секунд…»

- Зиновий Ефимович считал Паниковского своей лучшей ролью?

- А какую же тогда?

Ту, что не успел сыграть. Была такая телепередача «Гердт читает Бабеля» - «Одесские рассказы» Бабеля. И он мечтал сделать моноспектакль «Закат»…

Пожалуй, из сыгранных ролей Зяма особенно любил кукольного своего конферансье, любил абсолютно. И вообще, пребывание в кукольном театре он считал главной удачей в жизни, в том смысле, что действительно кукольное мастерство необыкновенно. Кукла, оказывается, может все. И трагедию, и комедию. Но я никогда не слышала, чтобы Гердт сказал: «Вот это мое самое лучшее». Именно это его постоянное недовольство собой и делало его артистом «чаплинского толка», что, по-моему, и есть достижение высшей планки искусства.

Видите ли, у Зямы, как у человека лирического по сути, самым большим увлечением в жизни была поэзия. Своих стихов он не читал, хотя писал, но не считал это стихами: писал на дни рождения, мне записки посылал в стихах. Но знал он такое количество стихов - представить себе нельзя! Скажем, он выступает на каком-нибудь творческом вечере, и его просят: прочтите Пастернака то-то и то-то. Он задавал вопрос (и я всегда говорила: «Ты людей ставишь в дурацкое положение»): «Вам в какой редакции: первой или второй?» Он знал его всего!

Грех так говорить, но я считаю, что он читал стихи лучше всех. Зяма говорил: «Когда ты читаешь стихи вслух - это как если ты ешь вкусную конфету и хочешь, чтобы твой близкий ее тоже попробовал. Вот что это такое. Ты делишься собственным восхищением этой поэзией, вот для чего ты вслух это читаешь». Он сам читал стихи необыкновенно! Читал всегда и везде: ехали ли мы в машине или просто гуляли…

- В одном интервью Зиновий Ефимович признался: «Мне повезло: я не играл барахла»…

Но один свой фильм он так и не позволил мне посмотреть. «Укрощение огня»: про ракеты, Циолковского, Королева… Он и сам не смотрел, и мы увидели только после его смерти.

Тут надо сказать, что Зиновий Ефимович обожал автомобили. И всю жизнь у него была мечта иметь машину с автоматической коробкой передач, потому что с больной ногой ему трудно было жать на сцепление. И вот, наконец, он получил машину с «автоматом». Ехал как-то по городу, и на Пушкинской площади у него закончился бензин. Канистры нет, ничего нет, двинуться нельзя. Стоит и «голосует», чтобы кто-нибудь остановился. Тормозит один и спрашивает, что случилось. «Бензин кончился». - «Стойте, сейчас приеду». Это был режиссер Даниил Храбровицкий. Он вернулся с канистрой бензина, заправили машину. Гердт говорит ему на прощание: «Я ваш должник навсегда». Проходит не помню сколько времени. Звонок. «Зиновий Ефимович, вы помните, что вы мой должник?» - «Да». - «Я снимаю фильм. Будете у меня играть изобретателя Карташова?» И Зяма там играл, потому что он сказал: «Я твой должник». Он в этом смысле был абсолютно человеком слова.

Зяма всегда говорил: «Только я знаю, за что слыву и что я есть на самом деле». А я ему на это: «Уничижение паче гордости. Ты же прекрасно понимаешь, как тебя встречают люди». Потому что, когда его не стало, знаете, что меня действительно утешало? Когда мне вдруг говорили: «Редко увидишь, когда чужие внуки о ком-то плачут». Это правда. Я никогда не забуду, как мы пошли с Зиновием Ефимовичем на Усачевский рынок, и какой-то работяга-мужик говорит ему: «Можно тебя на минутку? Я рад тебя увидеть и хотел сказать: спасибо за все, что ты делаешь». Понимаете? У меня ком к горлу: какой-то проходящий мимо грузчик на рынке! Вот так-то… Его любили люди разных возрастов, разных профессий, социальных слоев, потому что у него, я бы сказала, была чистая биография. Биография замечательная. Еврей из местечка, сам себя сделавший, войну честно, по-настоящему прошедший, одиннадцать операций перенесший, оставшийся хромым и не жаловавшийся никогда.

Я помню, мы были в поездке по Америке, и Танька Догилева говорит: «Как я устала!..» А я ей: «Таня, знаешь, что вот этот, который тебе почти дедушка, - я ни разу в жизни не слышала от него слов „я устал“. Он никогда их не позволяет себе». Любимым его ответом на вопрос «Как ты себя чувствуешь?» было: «Шикарно!» Это было его любимейшее слово. Я даже предложила на его памятнике написать в ответ на вопрос «Как там дела?» - «Шикарно!».

- Гердт любил, когда его хвалили, или стеснялся этого?

Понимаете, нет таких людей (а если кто утверждает обратное, то это лукавство), которые не любят, когда их хвалят. Ни черта подобного! Вам приятно, когда говорят: «Ой, как ты хорошо выглядишь!», да? Может, ты и сама думаешь, что плохо, но если кто-то это сказал, то сразу чуть-чуть легче.

- После смерти Зиновия Ефимовича вы не могли представить другого мужчину рядом с собой?

Я знаю, что бывают бабы, которые в 70 лет влюбляются, но я и в 68 влюбиться не смогла. Не могу себе даже представить такого! Это не называется уже любовью - это некая организация бытовой жизни. Или кому-то скучно и в быту сложно, или, опять же, - побег от одиночества. Вот мне моя дочка говорит: «Мама, я не понимаю, как ты можешь жить в одиночестве?» Ни черта подобного! Я не в одиночестве живу. Я живу в уединении. Это совершенно другое. Скучно? Мне не бывает скучно. Не бывает, потому что я думаю, читаю… Вот с общением становится все хуже и хуже, потому что люди уходят, уходят, уходят…

Первые два года после его ухода я вообще была вне себя. Я никому не звонила, ни с кем не встречалась: все время впадала в какой-то ступор… Знаете, есть такая домашняя телефонная книжка. Вот я ее открываю, а там его почерком телефон и имя написаны - и все, я отпадала, я не могла…

Что такое сойти с ума от чьей-то смерти, я знаю: моя мама умерла столь неожиданно для меня, что я полтора часа была сумасшедшей. Я помню это, при мне была Катя и рассказывала, что я говорила, что делала, - это было совершенно вне здравого смысла. Знаете, я так устроена неудачно, что не плачу от большого горя. Я могу заплакать, когда петля на чулке спустится, а когда беда - я не могу слезу пустить. И после ухода Зямы я два года была в каком-то странном состоянии. Например, совсем не могла читать. Не могла читать по-русски, а по-английски могла. Вот такое было состояние. «Депрессуха», как это у нас называется. Но время делает свое. И я поняла, для чего я живу: чтобы моя дочка дольше не оставалась крайней, не становилась сиротой. Когда мы жили с Зямой вместе, мне казалось, что если он уйдет первым и я вдруг останусь одна, то я жить не смогу. Потом я поняла, что я не имею права так поступить, потому что есть дочь Катя. И я придумала себе, будто Зиновий Ефимович уехал в такую гастроль, что его просто рядом сейчас нет. И я не хожу на кладбище… То есть я хожу на могилу Зиновия Ефимовича, слежу, чтобы там было в порядке, потому что она не одной мне принадлежит: приходят люди, которые его талант почитают. Но я думаю, что пройдет лет полтораста, и кладбищ не будет вовсе. Или будут, как мне кто-то сказал, в Интернете. Пусть кто-то говорит, что он приходит на могилу, и ему отпускает душу и все такое… А у меня ничего не происходит. Я прихожу туда только для того, чтобы все аккуратно было. Но не к нему прихожу. Его там нет! И никогда не было! Разве это соединяет людей после смерти - лежащие кости? Ерунда! Соединяет совершенно другое. Я вот до сих пор, когда что-то происходит, машинально думаю: а Зямка что бы на это сказал? А как бы он отреагировал на это? И только так можно остаться верным…

Понимаете ли, чтобы в любви быть счастливым, нужно уметь дружить. Я считаю (и Зиновий Ефимович был со мной согласен), что дружба гораздо более высокое чувство, чем любовь. Только по одной причине: дружба не бывает несчастной. Дружба всегда счастливая. И еще огромное свойство - товарищество. Ведь что труднее всего в жизни? Просить. Просить трудно. А товарищ - это тот, кого просить не надо, кто сам знает, догадается. И твоя боль и забота - она и его тоже. Так что мы с Зямой очень дружили.

"Еврейская панорама", Берлин

12 выбрали

Сегодня Она первой поздравила бы Его с 95-летием, и как всегда собрала большую шумную компанию, которая еле-еле разместилась бы у них дома.
Он был влюбчивым человеком, но встретив Ее, решительно заявил о своих намерениях.
Они прожили вместе 36 лет, а после… После на вопрос "часто ли вы вспоминаете о муже?" Она будет неизменно отвечать: "Я не вспоминаю… Потому что он всегда со мной…"

Она…

Она работала переводчицей с арабского и воспитывала дочку практически одна – несмотря на то что со своим первым мужем проживали в одной квартире, дороги их давно разошлись. Так что их семья больше напоминала соседей по коммуналке.

Поскольку ее отца репрессировали, то ни о каких выездах за границу не могло быть и речи. Поэтому получив приглашение поработать переводчиком во время гастролей Театра Образцова по Египту, Сирии и Ливану она согласилась не раздумывая.

Тем более что предполагалось работать на одной сцене с Ним…

Он…

Он был младшим в семье, возможно, именно поэтому был самым любимым. Он обожал поэзию, которую ему открыл его учитель по литературе (за Гердт был ему безмерно благодарен до конца жизни), был заядлым автомобилистом, легко относился к деньгам и ценил дружеское общение. До последнего дня дружил с медсестрой, которая на фронте вытащила его с поля боя.

Первое время он выступал под своим настоящим именем – Залман Эфроимович Храпинович. Затем в качестве псевдонима взял имя Зиновий и девичью фамилию матери.

Его приводило в ярость дилетантское, непрофессиональное отношение к любому делу – сам Зиновий Ефимович восхищался людьми-Мастерами, да и сам был весьма "рукаст".

Его обожали женщины, и он в свою очередь довольно легко влюблялся. Многие считали, что главный секрет в умении расположить к себе человека, очаровать, покорить, - в его шарме и невероятном голосе.

Он обожал вкусно поесть – собираясь в "новые" гости, всегда спрашивал: "А там вкусно?", потому что "невкусная еда его оскорбляла". Он "любил" жениться, но встретив Ее, изменил этой своей привычке…

Они…

Впервые Татьяна увидела Гердта на концерте в Колонном зале Дома союзов в 1945-м. ей тогда было 1всего 17 лет. Следующая встреча произошла 13 лет спустя – в поликлинике в очереди за водительской медсправкой. Но и в тот и в этот раз Татьяна так и осталась инкогнито.

Официально их представили друг другу, когда оба уже были "в возрасте": ей 32, ему – 44.

Татьяна отвечала главному требованию переводчицы – была ниже артиста, который должен был выступать на сцене. И этим артистом был именно Гердт.

Зиновий Ефимович подсел к Татьяне еще в самолете и всю дорогу до Каира болтал без умолку, расспрашивая о ее семье, жизни, интересах, читая стихи и травя актерские анекдоты. Девушка держалась строго, не воспринимая ухаживания известного актера всерьез. Более того, ее не покидало ощущение, что это всего лишь очередная "пошленькая интрижка" - "как это обычно бывает у актеров", поэтому внутри себя поставила психологический заслон.

С одной стороны, это была любовь с первого взгляда. С другой – не было сказано ни одного "громкого" слова. Они просто договорились встретиться недалеко от ее работы через день после возвращения домой.

Татьяна за один день собрала свои и дочкины вещи и ушла от своего и без того уже давно ставшего чужим мужа. Гердт с присущей ему интеллигентностью сделал то же самое: когда все гости разошлись после торжественного ужина по случаю его возвращения, он просто сказал жене, что любит другую женщину. И ушел, оставив все бывшей супруге

Когда Гердт познакомил жену с поэтом Галиной Шерговой, та, зная о влюбчивости артиста, спросила: "Ну, и какой срок отпущен этой милой даме?" Даже не улыбнувшись, он ответил: "До конца жизни". "Срок" оказался долгим - 36 лет.

Своих детей у Зиновия Ефимовича не было. Но отношения с Катей – дочкой Татьяны от первого брака, сложились наилучшим образом. За глаза она всегда называла его папой, а когда ей уже "девушке за 30", предложили взять его фамилию, разрыдалась – она всегда мечтала об этом, но стеснялась спросить…

Пару Правдина-Гердт в театральных кругах считали образцовой – на них хотелось равняться. Они любили шумные компании у себя дома, читали стихи, доверяли друг другу. Конечно, без ссор не обходилось, но их хватало максимум на пару часов.

Женщины обожали Гердта. Татьяне нередко говорили: "Какой замечательный у вас муж!" - на что она отвечала: "Я вас так понимаю …"

Мысли вслух . Мне посчастливилось лично встретиться с Зиновием Ефимовичем – они жили неподалеку от моего родного Троицка на Писательских дачах. Мы столкнулись с ним в магазине и имели короткий, но какой-то очень выразительный диалог на тему хлеба, пока стояли в очереди. Причем мой вклад в беседу был минимальным: "Здравствуйте... " Все остальное время говорил Зиновий Ефимович, а я по-детски улыбалась, чувствуя невероятное спокойствие и уют рядом с этим человеком.

Готовя материал, во время нашей беседы Елена Евстратова произнесла фразу, под которой я подпишусь под каждым словом: "Когда умер Гердт, было ощущение, что мир рухнул. Потому что не бывает мира, где нет Гердта…"